Страницы из дневника Бель
НОВАЯ ИГРУШКА
Сегодня к нам пришла Тамара. Вернее, приехала на машине, хотя живет совсем рядом с нами. Тамара – это жена нашего Сережи, сына Мамы. Они живут отдельно от нас, и я люблю, когда они к нам приходят в гости. С ними можно поиграть в футбол на лугу, поноситься, как угорелая, с мячом или палкой, подурачиться, поваляться вместе на газоне, а вместе с Сережей даже спеть «бурбулиную» песню. Услышав, как хлопнула дверца машины, и голос Мамы : «Наши приехали!», я со всех ног помчалась встречать гостей, танцуя на ходу ламбаду, поскольку не имею приличного хвоста, которым можно было бы повилять от радости.
Обычно при встрече Тамара трепала меня двумя руками за уши (уши у меня классные – мягкие и шелковистые, мама говорит, что их вырезали из норковой шубы) и доставала из сумки угощение – кусочек сыра или печенье, но сейчас руки у Тамары были заняты; в одной руке она держала большую корзинку, накрытую полупрозрачной занавесочкой, а другой пыталась выудить из кармашка на боку корзинки кусочек сыра, и при этом поворачивалась ко мне спиной, загораживая собой корзинку.
Мама и Тамара уселись в тень под зонтик и стали что-то обсуждать, а корзинку поставили рядом на газон. Это тоже было странно. Обычно все сумки, которые гости приносили в дом, сразу раскрывались, и всякая вкуснятина, находившаяся там, тут же убиралась в холодильник. Я подошла к корзине и понюхала ее – ничего особенного, корзинка пахла машиной, кармашек сыром и еще чем-то незнакомым. Я отошла от корзинки и попробовала поискать что-нибудь из своих игрушек, чтобы предложить Тамаре поиграть со мной. Например, мою любимую рыбу-шар, подаренную на Новый Год и которую Папа называет треской, или обезьянку, которую мне купила Мама. Обезьянка была красивая: в соломенной шляпе, голубом комбинезоне в клетку и белых носочках. Первым делом я разгрызла на куски соломенную шляпу, потом откусила у обезьянки ухо (правда потом мама сказала, что оно было плохо пришито) и размочалила веревочный хвост. Но самое интересное – это были носочки. Мне очень хотелось стащить их с обезьяньих лап, но они никак не поддавались! В результате я так их зажвакала, что стало невозможно не только определить, какого они цвета, но и вообще обнаружить эти самые носочки.
В поисках игрушек я бродила по участку, но мои мысли полностью были около той корзинки. Она не давала мне покоя, чем-то волновала и манила к себе. Посмотрев на Маму с Тамарой, и убедившись, что они совсем не обращают внимания ни на меня, ни на корзинку, я тихонечко, почти ползком приблизилась к объекту моего внимания. Внутри явно что-то было. Очень хотелось посмотреть, что же там такое, но Мама с Папой не разрешали мне совать свой нос в чужие сумки. Это тут же пресекалось, а повторные попытки могли закончиться и взбучкой. Но любопытство пересилило страх наказания, и я осторожно потянула зубами кончик покрывала с корзинки. В корзинке оказалась ИГРУШКА, очень похожая на мою обезьянку! Такой же голубенький комбинезончик, белые носочки, панамка на головке. Интересно, почему ее сразу мне не отдали ? Обычно никто долго не выдерживал, игрушка сразу же распечатывалась и попадала ко мне в зубы. Чего они ждут? Или так увлеклись разговором, что позабыли и обо мне и об игрушке?
Я еще раз обошла вокруг корзинки. Интересно, есть ли у новой игрушки веревочный хвост, за который можно будет ее потрепать. Я сунула свой нос в корзинку и попыталась перевернуть им игрушку на бок. Игрушка была намного тяжелее моей обезьянки, никак не хотела переворачиваться, но самое необычное было в запахе, который был внутри корзинки. С одной стороны совершенно чужой, никогда еще не встречавшийся мне запах, с другой стороны, было в нем что-то очень нежное, смутно напоминающее о каком-то событии в моей жизни. Запах волновал, кружил голову, заставлял вспомнить что-то очень важное, но забытое и далекое. Я просунула голову еще глубже в корзинку и носом нащупала какой-то предмет, от которого шел этот до боли родной и знакомый запах. Мой нос упирался в бутылочку с соской! Вот оно! Наконец-то я вспомнила – мягкий, теплый живот мамы-бурбулихи, возню и сопение братиков и сестричек под маминым брюхом в поисках набухших сосков, и этот восхитительный запах маминого молока , и совсем забытый теперь вкус такого далекого, щенячьего безмятежного детства!
Волна нежности накрыла меня с головой, и я осторожно лизнула вдруг ставшую такой родной игрушку в щеку. Щека была теплая, нежная и ласковая и также пахла молоком!
Игрушка вдруг открыла глаза и стала еще больше похожа на мою любимую обезьянку: такое же розовое личико с надутыми щечками, такие же смешные розовые ушки, кнопочка носика и круглые глазки бусинки. Я лизнула щеку еще раз, а. игрушка сморщила носик , сложила бровки «домиком» и ….. чихнула, а потом у игрушки вдруг включилась пищалка, спрятанная, наверно, как обычно, в животе, и заорала во всю мощь, так же неожиданно и громко, как сигнализация в папиной машине. Я отскочила в сторону и тоже громко заскулила – то ли от испуга, то ли от нахлынувшей вдруг грусти о детстве, то ли от того, что так и не удалось узнать – есть ли у новой игрушки веревочный хвост, и снимаются ли с нее носочки. Тамара и Мама, до этого мирно сидевшие под зонтиком, прекратили свои разговоры и подошли к корзинке. Тамара взяла игрушку на руки и немного покачала, наверное, чтобы отключить громкую пищалку, а когда игрушка замолкла, положила ее обратно в корзинку.
Мама подошла ко мне и ласково погладила меня по голове: «Ну что вы, глупышки, испугались друг друга» и сказала, уже обращаясь к Тамаре, «Надо было сразу их познакомить». Потом она взяла меня за ошейник, подвела к корзинке и сказала: «Вот Белюша, это наш Митя. Он еще очень маленький, ему всего два месяца, но когда он вырастет, то будет твоим лучшим другом, и ты сможешь с ним играть. А пока охраняй его в колыбельке». Я легла рядом с корзинкой, как когда-то лежала на занятиях по ОКД рядом с папиной сумкой, и стала охранять Митю. В конце концов, я для того и существую, чтобы всегда кого-то или что-то охранять. «Смотрите-ка, Бель о чем-то сильно задумалась», - сказала Тамара, наверное, заметив, как на моем лбу собираются складки. А я действительно, лежала и думала о том, что раз Мама и Тамара не стали ругать меня из-за Мити, то любить они будут нас обоих. И что Митя – это человеческий детеныш, а совсем не мягкая игрушка, и что поэтому у него наверняка нет веревочного хвоста. Митя, конечно, вырастет, только когда это еще будет! И очень жаль, что нельзя поиграть с ним именно сейчас. Хотя, если у него нет веревочного хвоста, то играть с ним сейчас не слишком-то и интересно, а вот проверить, снимаются ли с него носочки, надо будет обязательно.
|